Ночь, его кабинет заливает лунный свет. Скоро рассвет, а Генрих всё не может уснуть. Она так похожа на Ирэн. Даже имя у неё такое же — Ирина. Тот же рост, стройная фигура, большие серые глаза, мягкий овал лица. И такие же волосы — золотистые, струящиеся ниже пояса.
— Ирэн, как мне тебя не хватает, — Генрих даже не заметил, что он разговаривает вслух.
— Идёт четвёртый год войны. Страшной, затяжной, проклятой войны. Она забрала всех. И всё. Мать, отец, младшая сестра погибли во время бомбёжки. Хельге было всего двенадцать. Оставалась только ты, моя Ирэн, — Генрих тяжело вздохнул и продолжал мысленный разговор со своей женой.
— Я так мечтал о встрече с тобой, дорогая. Так хотелось увидеть тебя, обнять, прижаться к тебе и забыть об этой ужасной войне. Наш старый парк, наша скамейка. А маленькое, уютное кафе, где было такое вкусное мороженое, мы любили сидеть там и мечтать о будущем. А концерты в консерватории, куда мы ходили с тобой каждую неделю. Боже, как мне не хватает музыки — Бах, Моцарт, Бетховен, «Лунная соната», которую ты так любила. Как это всё далеко, — Генрих опять тяжело вздохнул.
— Помнишь, вечера в нашей маленькой, но такой уютной квартире. Я приходил из госпиталя, после очередной тяжёлой операции и ты радовалась тому, что она прошла успешно, что я помог человеку. Ты огорчалась, но старалась ободрить и поддержать меня, если операция закончивалась неудачно. Ты умела сопереживать чужoму горю, найти слова, которые помогали мне взять себя в руки, вновь надеть белый халат и делать всё возможное, чтобы помочь больному, — Генрих смахнул невольно набежавшие слезы и продолжал вспоминать.
