Ты хотел показать, как много делал для меня. И отнял то, что дал. Отнял у меня, чтобы я испугалась и осознала: я — ничто без него.
А я не поняла. Зачем предъявлять счета? Ты же сам давал, я не просила. Тебе нравилось давать, покупать, оберегать, баловать.
Забирая шубы и драгоценности, ты не забираешь у меня воспоминаний о счастье, ты забираешь уважение к тебе.
Шуба — это мех. Каждая ворсинка грела меня твоей любовью. Мне уже было в ней тепло и этого тебе не отнять.
А то, что эту зиму я буду ходить в пуховике, меня не пугает. Меня пугает лишь то, что ты, прожив со мной десяток лет, уверен, что отобрав шубу, сможешь меня проучить .
Ты ушел, чтобы я осознала, как много я потеряла.
А я просто попробовала жить без тебя и мне понравилось.
Без тебя — это без унизительного обслуживания твоего настроения , без ожидания тебя «сколько надо», без страха, что ты на кричишь просто потому, что там, в большом мире тебя обидели, и этот, наш с тобой, маленький, ты создал для того, чтобы выплевывать сюда кровь от разбитых там губ.
Я ни слова плохого не скажу детям о тебе. Но то, что они видели, это уже их отношения с миром и с тобой.
Я все эти годы работаю твоим адвокатом, выдумываю причины, оправдывающие твои поступки, и скармливаю их детям.
Я увольняюсь с этой должности.
Отныне за свои косяки ты отвечаешь сам.
И если ты толкнул меня на глазах у дочери, если ты не поздравил сына с днем рождения — то это не «у папы был тяжелый день», а «папа поступает очень плохо».
Ты преподал мне отличный урок, за который я тебе очень благодарна.
Ты всадил нож в спину, а там была цепь, сковывающая крылья.
И я расправила их. Я могу летать.
А я и сама этого не знала.
Я почти поверила тебе, когда ты сказал, что я без тебя — пустышка.
Какой оказывается вокруг большой мир. А раньше я думала, что ты и есть мой большой мир. Пока ты не превратил мой мир в мусорный мешок, в который бросал все отходы твоего настроения.
Ох, как же я благодарна тебе за уход.