От еè колен исходило приятное и очень родное тепло. И хотя ему было не совсем удобно, он всè равно не слeзaл. Иногда он приподнимался, потягивался, крутился и опять укладывался клубочком на эти неудобные коленки. Полудрèма смешивалась с воспоминаниями, в которые прорывался еè тихий разговор с кем-то по телефону. Иногда смех. Oна легонько поглаживала его,словно извиняясь за то, что могла разбудить. Он приподнимал голову, смотрел на неè затуманенным полусонным взглядом и опять проваливался в приятную и сладкую дремоту, несмотря на то, что на собачьей его душе было неспокойно.
В коридоре стояли чемоданы. Он не любил чемоданы. Когда появлялись чемоданы — она пропадала. Перед тем, как пропасть, она чаще водила его на более длинные прогулки, словно пытаясь восполнить то время, когда еè не будет . Чаще брала его на руки , виновато заглядывала ему в глаза и, пытаясь прогнать тоску, дула ему в нос, и улыбалась, когда он от этого чихал. «Ну что? Что,мой хороший? Знаешь, что мне надо ехать… Знаешь, что остаèшься без меня… Но ты не переживай. Я скоро вернусь. Я тебя не оставлю. Ты же мой. Мой пèс. Самый дорогой и любимый.» Oн в ответ вилял хвостом и пытался лизнуть еè в нос… или в щèку… Словно говоря : » Ну ,конечно же, твой. Чей же ещè? А ты моя.» Она смеялась и уворачивалась от этих его мокрых поцелуев.
Потом наступал момент разлуки. Чемоданы стояли возле самой двери ,а она металась по квартире, пытаясь вспомнить, не забыла ли чего. Проверяла документы, билеты, пачку влажных салфеток в сумочке и карамельки. Карамельки были всегда не менее важны документов. На случай, если затошнит в самолèте.
Oн обречèнно сидел в углу,оставаясь абсолютно недвижимым, словно пытаясь противостоять всей этой суете, замедлить еè , сделав таким образом, чтобы она опоздала,и самолèт улетел без неè. Но это не помoгало. Она успевала всегда. B самый последний момент перед выходом, садилась перед ним на корточки, опять виновато искала его взгляд, целовала его печальную морду и говорила : » Ну же…Не грусти ты так…Я ненадолго »
Она уходила, и на еè место приходила тоска. Долгая. Тоскливая. От которой сердце сжималось так, что хотелось выть, как его дикие собратья волки, долго и отчаянно А ещè было ожидание. Он ждал. Он так ждал… Вслушиваясь в каждый шаг, в каждое хлопанье двери в подъезде. Часто дремал. Его сон был неспокойным и неглубоким. Он боялся пропустить момент, когда она вернèтся. Его кормили. С ним гуляли. Но не было еè. Eда теряла вкус. Прогулки не радовали. Мир останавливался.
