— А что я могу сделать? У меня есть объяснение, и оно может показаться странным. Я участвовала в одной программе, там был разговор о клинической смерти, об остановке сердца. И говорили, что люди, которые перенесли клиническую смерть, как бы рождаются заново. А я могу вам сказать, что в 1979 году у меня их было две…
— Получается, вам чуть за тридцать?
— Ну, сами считайте. Могу сказать, что когда мне было сорок с лишним и я была невеста своего последнего супруга, люди, которые совсем меня не знали — знакомые его из Америки, ребята молодые, по 25 им где-то было, — решили, что я их ровесница. Но я знаю только одно — моей заслуги здесь нет.
— И в этом, кстати, многие с вами согласятся. Потому что уверены, что молодость ваша — результат серии пластических операций.
— Бог с вами! Какие операции?! Я вам могу сказать, операцию я сделала себе одну. И только на глазах. Да, несколько раз я лежала в косметологической клинике. Был период в жизни, когда я сильно болела, перенесла шесть операций на почках. К сожалению, хирурги, которые спасают жизнь, не думают о том, какие рубцы они оставляют на теле женщины. Это неэстетично, неприятно. Неприятно перед самой собой — они ведь закрыты одеждой. И для себя самой я сделала несколько лет назад две операции по высеканию этих ужасных рубцов. А глаза — это было в Америке, лет 15 назад, мне было уже за сорок. Сделала скорее профилактически, хотя, конечно, показания уже намечались — потому что грим, свет, камеры… После пластики лицо молодеет, но необратимо меняется его выражение. Изюминка пропадает. А у меня ничего не изменилось! Я с детства раскосая — меня папа Косулей звал. В Америку для образца я повезла фотографии, где я десятиклассница. Ведь что с возрастом происходит? Опадают края губ — но я слишком улыбчивая, чтобы у меня были «опавшие» губы. И опадают глаза. Так врачи просто вернули мне мои глазки — те, которые у меня были в 17 лет. А лицо — ну конечно, оно изменилось. Похудело. Конечно, я уже не та налитая и вкусная девочка, которой была 25 лет назад.
«НАВЕРНОЕ, СО МНОЙ ТРУДНО ЖИТЬ»
— Ирина, вы сейчас замужем?
— Уже давно не замужем.
— Для вас это естественно или противоестественно?
— Нет, вы знаете, нормально. Всё в моей жизни состоялось, да ещё так красиво, что я не понимаю, чего желать еще. До 50 лет у меня очень всё было активно и насыщенно. Я понимаю, что вряд ли уже смогу иметь то, что имела раньше. А другого мне и не нужно.
— У вас было три брака. Это можно назвать сложившейся и удачной личной жизнью?
— Вот говорят: начать бы жизнь сначала. Многие скажут, наверное, что не изменили бы в жизни ничего. А я не уверена — наверное, что-то бы и поменяла. А то, что было… Обычная человеческая история. Каждый раз. Ведь расходятся и меняют мужей не только артистки. Наверное, со мной трудно жить. Мужчины тяжело переживают успехи жены. То, что жена может зарабатывать больше. Но я же не виновата, я не могу специально зарабатывать мало, чтобы мужу угодить. Всякий раз я предполагала, что мужчины понимают, на ком они женятся. Я пыталась мужчину сделать главой семьи, главой дома… Но всякий раз это заканчивалось очень печально, каким-то «сидением на моей шее». Выливалось всё в то, что я абсолютно не приемлю в жизни, — хамство. Мне ничего не надо: мне не нужно богатства, мне не нужно денег. Но я не могу позволить, чтобы ко мне кто-то обращался неуважительно.
— Был ли брак, о котором вы пожалели, что он закончился?
— Наверное, все браки. Развенчиваются какие-то иллюзии, какие-то мечты. Все три раза я выходила замуж только по любви. Просто любовь рушилась, а лодка разбивалась о быт. Но у меня были очень яркие вспышки, мне есть что вспомнить.
— С мужьями сейчас общаетесь? Или — с глаз долой, из сердца вон?
— У меня не получается с ними общаться. Жизнь идёт дальше, какие-то пристрастия новые появляются. И у них тоже. Что же буду влезать в их жизнь? Да нет, ни к чему все это.
— Есть общее, которое не проходит. Сын, например.
— Так получилось, что наш папа не особенно общается с сыном. Оказалось, ему не так нужен был ребёнок, как я.
— Вейланд Родд сейчас в России? (Чернокожий музыкант, муж Ирины Понаровской и отец её сына Энтони. В 1988 году пара оказалась в центре громкого скандала, связанного с их разводом и похищением Энтони отцом. — Ред.)
— Понятия не имею. Слишком много дел, чтобы занимать голову ещё и этим. Всё прошло. Вчерашняя страница. И этот лист в моем блокноте заклеен суперклеем.
«ВОР ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ!»
— Но сын — страница сегодняшняя. Энтони больше радует или огорчает?
— В целом больше радует, конечно. Бывают и огорчения. Конечно, нервы тратишь — но с каким ребёнком происходит иначе? А вообще, я понимаю, что проблема отцов и детей — это абсолютно надуманная вещь. Ничего нельзя навязывать — у каждого поколения свои приоритеты, свои принципы, своя мода, в конце концов.
— Если эта проблема надуманная, то проблема расизма, как ни крути, существует. Сталкивались?
— Всё было… И избивали его… Но с другой стороны — какой мужчина может обойтись хотя бы без одного мордобоя?
— Энтони никогда не хотелось уехать из этой страны?
— Никогда. Я предлагала ему ехать учиться в Швейцарию или в Англию, когда это явление у нас в стране не было повальным. Предложила ему, понимая, что если, не дай бог, он согласится, то это будет катастрофа для меня. Но он сказал: «Мама, ты что! Я через два часа умру без тебя». На что я ответила: «Ну, ты через два часа, а я через десять минут».
— Сейчас так же?
— Нет, сейчас он через два часа не умирает без меня. Но по большому счёту самая большая проблема для него, если вдруг я дистанцируюсь от него. Такое было, может быть, всего два-три раза в жизни, но ведь было. И для него это — самая настоящая трагедия. Понимаете, слушает мой сын многих, и друзей у него хватает, слава богу. Но слышит он только меня. Не знаю, чем я заслужила это, честное слово.
— Вы хорошая мать, как думаете?
— Думаю, что да.
— Тогда про Антонику, вашу приемную дочь, хочу спросить…
— Это очень тонкое дело. И я не хочу оправдываться, потому что ни в чём не виновата. Каждый может трактовать ситуацию по-своему. Но правду знаю я одна.
Продолжение на странице 4:
